А созданной Ощепковым борьбе еще дважды довелось менять название. Из «борьбы вольного стиля» она превратилась в «вольную борьбу». Но и это новое «имечко» употреблялось всего в течении пяти лет. Дело было в том, что, готовясь к выходу на широкую международную спортивную арену, у нас в стране в середине сороковых годов начали культивировать вольную борьбу по международным правилам. И в рамках системы нашего спорта оказалось вдруг два различных единоборства, имеющих почти одинаковое наименование. Естественно, что у молодого советского вида борьбы «отобрали» название в пользу почтенногомеждународного собрата, и начались довольно-таки непростые поиски нового имени. В конце-концов решили остановиться на «вольная борьба самбо», учитывая прикладную направленность новой борьбы и даже ее определенную технико-тактическую близость системе самозащиты. Так возник сплав этих разноречивых слов — борьба самбо, противостояния которых мы уже просто не замечаем. Нетрудно представить, как возмутились бы и Ощепков и Спиридонов, узнав о подобном названии борьбы! Ведь они не только находились в отношениях определенной конфронтации, но и справедливо считали, что системы, созданные ими, далеко не идентичны и даже противостоят одна другой.

Изобретение этой звонкой аббревиатуры — «самбо» — Харлампиев был склонен считать единственной заслугой В. А. Спиридонова. Он утверждал, что спиридоновские приемы якобы вообще неисполнимы и просто никуда не годятся. Между тем именно Спиридонов, офицер старой армии, имевший боевые ордена за участие в русско-японской войне, сделал первый и, вероятно, самый трудный шаг в создании у нас синтетической боевой системы, вобравшей лучшие достижения самых различных видов единоборств. Свою систему, которая вполне успешно выдержала испытания временем, он предназначал только лишь для служебного использования правоохранительными органами. А для целей тренировки стражей порядка Спиридонов создал также и ее чисто спортивный вариант, по которому проводились закрытые соревнования.

После войны Анатолий Аркадьевич Харлампиев вполне заслуженно стал единоличным и непререкаемым лидером в самбо. Было бы недобросовестно сомневаться в очень больших его заслугах в этой области. Но, к сожалению, человеческие достоинства его явно уступали профессиональным. Даже тогда, когда имя его учителя Ощепкова было наконец очищено от подлой грязи ложных обвинений, Харлампиев так и не нашел в себе мужества сказать правду о возникновении самбо; воздать должное тому, кто обучил его, новичка, первым приемам, и решительно отказаться от своего мнимого авторства. Более того, он даже усовершенствовал свой «автомиф». Стал уже утверждать, будто бы задание создать самбо дал ему в 1922 году не кто иной, как герой революции Н. И. Подвойский, хотя и был тогда Анатолий пятнадцатилетним подростком, не получившим еще даже среднего образования.

Знамениты рахтановский очерк тиражировался все эти годы много раз. Его завлекательный сюжет охотно пересказывали и другие спортивные журналисты. Подобные материалы шли буквально косяком. Сам Харлампиев во множестве своих интервью до конца жизни тоже усердно развивал приятную ему версию. Так что миф явно приобрел уже контуры реальных исторических фактов. А несколько лет назад он даже получил кинематографическое воплощение в фильме «Непобедимый».

Должен сказать, что и я сам отдал дань вездесущей легенде. Моим длительным заблуждением было преувеличение и без того достаточно больших заслуг самого Харлампиева. Очень долго я просто никак не мог представить себе, что подтасовка в истории самбо может иметь столь беспардонный масштаб и характер. Был уверен, что именно Анатолий Аркадьевич, а не его предшественники и учителя, сделал решающий вклад в создание самбо. Многого я еще не знал, во многом заблуждался, однако с глубоким удовлетворением думаю о том, что даже при этих условиях я в меру своих знаний всегда старался быть объективным и ни разу не сказал ни того, что якобы Харлампиев был первым, ни тем более — единственным. Первопроходцами всегда для меня оставались Спиридонов и Ощепков.

Едва ли не решающее значение имела также сложность и абсолютная не исследованность проблемы, над решением которой я начал работу, вопиющая неполнота фактического материала и его невероятная запутанность, нередко умышленная. Так что для того, чтобы распутать весь этот гордиев узел, в который зловеще сплелись высочайше утвержденное убийство, понятный страх, самоуверенное невежество, чрезвычайно искусная ложь и плотная завеса забвения, потребовалось не одно десятилетие.

В то же время буквально годами не удавалось опубликовать правдивые материалы о происхождении самбо. Случалось, что их «притормаживал» и сам Анатолий Аркадьевич. У меня был такой печальный опыт: тогда мой очерк для «Недели» дали на отзыв этому мэтру, и он сказал, что печатать никак нельзя: «А то получается, что мы все заимствовали у японцев».

Разумеется, после такого отзыва очерк публиковать отказались, хотя поначалу он и заинтересовал редакцию своей новизной. Это были хотя уже и остаточные, но все еще весьма ощутимые отзвуки пресловутой «борьбы с космополитизмом"». Долгие годы велась у нас эта очень крикливая и достаточно нечистоплотная кампания. Ее идеологи, спекулятивно и откровенно невежественно с яростью отрицали древнюю включенность России в процесс развития общемировой культуры. «Зарубежное заимствование» стало одиозным и даже пугающим. Считалось необходимым «патриотично» доказывать, что абсолютно все в нашей стране изобреталось и создавалось исключительно лишь самими нашими предками. Лучше любая фальсификация, только бы не признать чужеземное заимствование. И были даже такие ловкачи, которые защищали диссертации, доказывая, что якобы бокс «постепенно развился» из старинного русского кулачного боя. А потом из-за подобных глупостей иные «доброжелатели» злорадно острили: «Россия — родина слонов».

Вот и с моим очерком то же: а вдруг узнают, что начинали с японских дзюдо и джиу-джитсу? Но ведь сами же японцы заимствовали основы своего джиу-джитсу из Китая. И все это было в тех же рамках непременных основ развития мировой цивилизации: неизбежные и постоянные обмены ценностями между различными национальными культурами. И, честное слово, не видел я в этом ровным счетом ничего вредоносного и антисоветского!

Даже тогда, когда в 1982 году мне удалось наконец хотя бы вскользь упомянуть о рахтановской «истории» в одной из своих книг, это вызвало настоящий камнепад на мою грешную голову. Против меня дружно ополчились ученики Харлампиева самых разных поколений. Это были выпускники и работники Московского энергетического института, в котором преподавал Анатолий Аркадьевич. Даже сейчас, после всех бурных и не слишком приглядных событий, у меня не может не вызвать уважение это вполне естественное побуждение защитить своего учителя. Все они как один, не ведая истины, свято верили каждому слову Анатолия Аркадьевича, были убеждены, что самбо возникло именно так, как он это утверждал, и любое сомнение в этой аксиоме воспринимали лишь только как оскорбительное и кощунственное святотатство. Только вот, к сожалению, при всем этом довелось им лишний раз доказать очевидную истину: невозможность бороться даже за самую благородную цель нечистоплотными средствами. А они начали борьбу не с концепцией, ошибочной на их взгляд, а против высказавшего ее человека. Вместо того, чтобы смело доказывать мою неправоту в честной, открытой дискуссии, они просто-напросто накатали на меня пространный и достаточно некрасивый донос, отправив его «на самый верх» — в ЦК КПСС. От всей души желая надеяться, что это произведение станет одним из последних образцов безнадежно устаревшего, поистине убийственного эпистолярного жанра, который махровым цветом расцвел в недоброй памяти тридцать седьмом, я хочу сказать о нем всего несколько слов.

Больше всего меня поразила откровенная глупость и нечистоплотность выдвинутых против меня обвинений. В своей книжке я подробно рассказал, как рождалась в нашей стране борьба самбо, а меня уличали в том, что я приписываю авторство в отношении этой борьбы... Соединенным Штатам Америки! Впрочем, наверное, именно такое и нужно в подобном жанре.

В доносе досталось и поддерживавшей меня Федерации борьбы самбо СССР. Пасквилянты сообщили по начальству о зловещей тайне этой общественной организации: оказывается в ее президиум пробрались «лица еврейской национальности». (Когда впоследствии я узнал, что предвыборная программа общества «Память» печаталась в типографии МЭИ, то уже не удивился этому).

Неутомимые и «благородные» борцы за справедливость, сохраняя вполне серьезное и даже патетически возмущенное выражение лица, были готовы корчить какого угодно дурака, лишь бы суметь положить тень на столь не понравившийся им плетень. И при этом еще заручиться поддержкой таких же не слишком разборчивых людей из высших сфер. Впрочем, все это было лишь легкой разминкой. Как говорят, лиха беда начало. События продолжали развиваться, я бы даже сказал, заметно набирали скорость.

Самым странным (а может быть, как раз наоборот — закономерным?) было то, что в ЦК того времени эта грязная бумажка не полетела сразу же в корзину для мусора, а ее заботливо зарегистрировали и переслали по подведомственности — в Госкомспорт СССР для рассмотрения и принятия соответствующих мер.

По повелеиню свыше в Федерации борьбы самбо СССР было назначено обсуждение моей книжки. Разумеется, имея в виду полный ее разгром с последующим всеобщим и решительным осуждением. Сценарий такой процедуры был отработан уже давным-давно: «обсуждены» таким образом были многие журналы и книги, не чета моей. Однако еще на дальних подступах к обсуждению обнаружились некие непредвиденные факты.

Моя книжка была рассчитана только на молодого читателя: рассказы о боевых системах всего мира, а главным образом об истории самбо, перемежались в ней материалами для самостоятельного изучения этой борьбы. И меня очень удивило, что книжка совершенно неожиданно всерьез заинтересовала многих ветеранов самбо — тех, кто внес немалый вклад в дело его распространения, развития и совершенствования. Разумеется, их интересовали не заочные уроки самбо: любой из них мог поучить меня самого и очень, очень многому. Привлекал внимание ветеранов история их вида спорта, впервые правдиво и более или менее полно описанная.

Отлично зная, как в действительности рождалось самбо, ветераны решили прийти на обсуждение и сказать там свое веское слово, вне зависимости от того, как это будет встречено в верхах. Особую активность проявил двукратный чемпион Советского Союза, один из самых первых учеников Харлампиева — Андрей Андреевич Будзинский. Сказали там свое убедительное слово и другие ветераны.

Между тем члены президиума федерации были специально поставлены в известность, что «сам товарищ Гончаров», начальник спортсектора отдела пропаганды ЦК, на каком-то совещании «осудил» мое злосчастное произведение и сказал, что выпуск его — ошибка издательства. (Скорее всего — по испытанному принципу: «Я сам не читал, но решительно осуждаю!»). Так что собравшимся очень даже было о чем задуматься. А они взяли да и не приняли во внимание обязательного «вышестоящего» мнения, не побоялись не согласиться с «самим». А ведь мы тогда еще не начали дышать воздухом перестройки и гласности, до этого было еще далеко. Каждый рисковал по меньшей мере неприятностью, а то и самой должностью. И тем не менее все не только не «осудили», не прзнали книжку порочной, но единогласно дали ей, быть может, и не вполне заслуженную, высокую оценку. И пришлось в конце концов ретивым руководящим товарищам проглотить эту горькую пилюлю и остаться, как говорят картежные гадалки, всего лишь при пустых хлопотах и пиковом интересе. Конечно же я был благодарен членам президиума федерации, решительно выступившим на мою защиту. Но, пожалуй, еще в большей степени я испытывал гордость за всех этих настоящих людей, прославленных атлетов, которые когда-то в прошлом вели честную и бескомпромиссную борьбу на самбистском ковре и которые и в своей жизни не склонили головы перед столь выгодным криводушием конъюнктуры.

Этот критический эпизод закончился для меня вполне благополучно, но последствия, вызванные книгой, расходились как круги по воде, и не переставали меня удивлять. Неутомимый Будзинский на волне интереса к биографии самбо, пробудившегося в душах ветеранов, очень скоро создал Совет ветеранов этого вида борьбы. И очень важным было то, что интерес ветеранов имел отнюдь не пассивно-теоретический характер. Вовсе нет! Они поднимали свои личные архивы, обращались в государственные хранилища старых документов, отыскивали своих бывших коллег по спорту, которых осталось, к сожалению, совсем немного, списывались с музейными работниками даже таких отдаленных местностей, как отсров Сахалин. И совсем не удивительно, что им удалось обнаружить целый пласт новых и очень ценных документов. Материалы, поднятые ими «на гора» оказались на редкость интересными. Они позволили мне не только существенно уточнить и расширить уже имевшиеся у меня сведения, но и открыть совершенно неизвестные ранее факты. Все это дало возможность заново и со значительно большей точностью проанализировать родословную самбо.